Проверка на стресс | Журнал Популярная Механика
Можно ли предсказать поведение человека перед лицом опасности? Что в нем возьмет верх — мужество или трусость? Попытка ответить на этот извечный вопрос вызвала к жизни целую дисциплину — науку о стрессе.
Тим Бауэр
Боже мой! Я бы все отдал, лишь бы оказаться сейчас где-нибудь подальше. Прохладное ясное утро, захолустный аэродромчик где-то на восточной оконечности Лонг-Айленда. На фоне пронзительно синего неба четко вырисовываются ярко-зеленые деревья, растущие вдоль взлетной полосы. Инструктор парашютной школы Дункан Шоу вручает мне комбинезон, перчатки и кожаный шлем. Еще несколько минут, и Cessna 207 унесет нас на высоту в четыре километра, а потом… потом придется из нее выпрыгнуть. Начинается прекрасный день, и я понимаю, что в чисто рациональном отношении мне нечего бояться. И тем не менее меня наполняет всеобъемлющее чувство ужаса.
Шоу последний раз повторяет мне все действия, которые я должен совершить во время прыжка, и мы забираемся в самолет. Самолет круто набирает высоту, я пытаюсь сосредоточиться на собственном дыхании, но вместо этого переживаю весь стандартный набор симптомов, характерных для синдрома страха: неудержимо колотится сердце, во рту пересохло, содержимое желудка просится наружу… Но вот самолет выравнивается и передо мной сдвигают в сторону дверь, за которой лишь ревущая пустота. Земля где-то внизу, ужасно далеко. Перед глазами всплывает стереотипно-комичный образ парашютиста-новичка, который, оцепенев от страха, из последних сил цепляется побелевшими руками за дверной косяк. Неужели со мной будет то же самое?
К этому вопросу у меня не только личный интерес — ведь я участвую в экспериментальных исследованиях по теме: как люди реагируют на острое психическое напряжение. Эксперименты проводит Лилиана Муджика-Пароди, директор Лаборатории по изучению эмоций и познавательных способностей в Университете Стони Брук. И вот я стою в просвете люка, весь обмотанный проводами, тянущимися от разнообразных датчиков, и в ближайшие минуты имею шанс стать то ли очередной точкой на экспериментальных диаграммах, то ли большой красной кляксой на ярко-зеленой аэродромной траве.
Абсолютно без участия сознания
Нервы, идущие от головного и спинного мозга, в зависимости от их функций относятся либо к соматической («телесной») нервной системе, которая координирует реакции скелетной мускулатуры, либо к вегетативной («растительной»), состоящей из двух функциональных отделов: симпатического и парасимпатического. Они обеспечивают непроизвольную, происходящую без участия сознания, регуляцию работы всех органов тела.
Симпатический и парасимпатический отделы вегетативной нервной системы работают как антагонисты, то есть воздействуют на функции органов в противоположных направлениях. Когда организм попадает в экстремальные условия, симпатическая система активизирует работу надпочечников, синтезирующих адреналин и другие «гормоны стресса», усиливает высвобождение запасов энергии, увеличивает объем циркулирующей крови и сужает поверхностные кровеносные сосуды (чтобы повысить эффективность работы мышц и уменьшить кровопотерю при возможном ранении)
Когда опасность миновала, парасимпатическая нервная система активизирует восстановительные реакции. В этой статье речь идет о симпатическом доминировании. Самое сильное проявление «парасимпатического доминирования» — это состояние сна.
При стрессах симпатическая система действует достаточно долго и практически на все функции организма, а парасимпатическая — более кратковременно и локально. Поэтому эффекты первой сравнивают с пулеметными очередями, а второй — с винтовочными выстрелами.
За несколько недель до этого прыжка я уже посещал исследовательское крыло университетского госпиталя Стони Брук. Сначала нужно было пройти двухдневное обследование, чтобы Лилиана получила общее представление о пороговых уровнях, характеризующих возбудимость моей психики. Ее особенно интересуют участки в височных долях мозга, которые называются «миндалевидные тела», или просто миндалины (лат. amygdala). Именно этот элемент в общей системе нервной деятельности управляет реакцией страха. Исследовательница полагает, что, если понять функционирование миндалин мозга, ей удастся совершить революцию в изучении состояния стресса — обследуя человека заблаговременно, в лабораторной тиши, она сможет предсказать его поведение в неординарных условиях. Такие возможности особенно интересуют военных — вот почему эти исследования финансируются военно-морским ведомством. Впрочем, подобные знания полезны всегда, когда приходится набирать персонал, деятельность которого будет сопряжена с регулярными опасностями.
В госпитале меня опутали проводами от датчиков, следящих за работой сердца, периодически у меня брали на анализ кровь и слюну. На следующее утро мне провели процедуру функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ), во время которой, лежа внутри томографа, я целых 45 минут пялился вверх, на монитор, где мне показывали изображения разных физиономий. Одни не выражали ничего, другие выглядели довольно сердито. В своем сознании я не отслеживал каких-либо особых эмоций — лица как лица. Но есть еще электрическая активность моего мозга — а именно она-то и интересовала Лилиану, — точнее, взаимодействие между иррациональными, легко возбудимыми миндалинами и префронтальной долей коры головного мозга, которая порождает осознанные мысли и преднамеренные действия. «Мозг действует как некая система управления с отрицательной обратной связью, наподобие термостата в системе отопления вашего дома, — говорит исследовательница. — Когда я показываю вам какое-нибудь лицо без определенного выражения, миндалевидные тела задаются вопросом: не кроется ли здесь опасность? А затем в разговор встревает благоразумный участник (кора головного мозга) и требует, чтобы все успокоились, потому что никто никому не угрожает. Если же имеет место реальная угроза, кора безусловно поддержит пугливую реакцию миндалин».